Одна из величайших гребчих в истории, она выиграла пять олимпийских медалей, в том числе две золотые, и шесть раз побеждала на чемпионатах мира. Начинавшая карьеру еще во времена СССР, она гонялась столько, сколько существует наш суверенный спорт. Собственно, она и есть наш спорт...

Чем глубже погружаешься в ее жизнь, тем лучше понимаешь, как же мы все-таки угадали с победителем в самой престижной номинации "Человек года". Нет, в 2019-м Екатерина КАРСТЕН не добавила в свою сокровищницу достижений очередную медаль чемпионата планеты или этапа Кубка мира — все-таки возраст дает о себе знать. Хотя даже в 47 лет наша легендарная гребчиха уверенно "сделала" молодых соперниц на чемпионате Беларуси, привезя ближайшей преследовательнице почти 25 (!) секунд. И следующим летом всерьез рассчитывала полететь в Токио — на свою восьмую (!) Олимпиаду. Однако травма — перелом ребра — вынудила радикально переиначить планы и грустно объявить о завершении карьеры на специальной пресс-конференции в августе. Позже появилась новость, что Екатерина Великая возвращается в Беларусь из ставшей вторым домом Германии — работать старшим тренером сборной, курирующим резерв. И это тоже небольшой, но аргумент в пользу признания Карстен Человеком года. Хотя главные доводы, конечно, в другом. Уроженка деревни Осечено Крупского района, она стала олицетворением всемогущества простой белорусской женщины. Одна из величайших гребчих в истории, она выиграла пять олимпийских медалей, в том числе две золотые, и шесть раз побеждала на чемпионатах мира. Начинавшая карьеру еще во времена СССР, она гонялась столько, сколько существует наш суверенный спорт. Собственно, она и есть наш спорт...

— К работе тренером в национальной сборной вы приступите 3 января, а в Минск прибудете в канун Нового года. Вспомните, когда предыдущий раз встречали этот праздник в Беларуси, а не в Германии?

— Ой, даже не скажу... Очень давно. Помню, что встречала в Беларуси, когда была беременна. После этого, наверное, все время в Германии отмечали.

— Вы говорили, что в Минск отправитесь на машине. Сами будете за рулем?

— Ха, нет. Сдала на права два года назад. Но сама боюсь ездить. Я и в Бресте "ворочалась". Даже с инструктором страшно было. А в Минске вообще столько машин, все так неаккуратно ездят. Не пропускают, подрезают... Ой, ужас... С переездом помогает федерация. Александр Михайлович Мошенский дал на это разрешение. Большое ему спасибо.

— Жить будете в минской квартире, полученной за победу на Олимпиаде в Сиднее?

— Именно той квартиры у меня уже нет. Я поменяла ее на квартиру поменьше. Тоже недавно, кстати. Мне же давали большую, на двух уровнях.

— "Сиднейская" квартира долго пустовала. Хотя бы в последние годы начали ее сдавать?

— Нет-нет. Никогда не сдавала. Стояла пустая. Я там даже ремонт не делала. Не было времени. В Минск вообще приезжала на пару дней, максимум на неделю. И делала все для спорта, а не для себя. Мой немецкий тренер Норберт Ладерманн не позволял заниматься личными делами в Беларуси. Даже иногда к родственникам не разрешал ездить. Потому что ты на работе.

***

— На пресс-конференции, где было объявлено о завершении карьеры, вы сидели совсем без настроения. Так расстроились, что не поедете на свою восьмую Олимпиаду? Или это все от боязни будущего, непонимания, как жить дальше?

— И то, и другое. Во-первых, все-таки тренировалась, готовилась — не к Олимпиаде, но к отбору на нее. И за неделю до отъезда на "мир" случилось такое... Во-вторых, появилось именно непонимание, как жить, что делать. Тридцать два года провела в качестве спортсменки.

— Карьеру вы завершили из-за сломанного ребра, которое беспокоило вас еще на Олимпиаде-2012. Это такая профессиональная травма гребцов?

— На этот раз я сломала другое ребро. До Лондона не слышала, чтобы у нас в Беларуси кто-то получал такую же травму. А потом узнала: у спортсменок из других стран были подобные случаи. Это усталостный перелом. Когда поняла, что ребро сломано, сразу подумала: это все.

— Можно ли было как-то избежать этого, предусмотреть?

— А как предусмотришь? Взять для примера Лондон. Перед Олимпиадой боишься лишний раз перейти дорогу, чтобы тебя не сбили. Или сесть на велосипед. Ладно если бы ударилась или упала... Но здесь от нагрузок. Кто знает, почему так случается? Я ведь и анализы сдавала все время. О таком невозможно узнать заранее.

— Сейчас ребро беспокоит?

— Нет. Хотя в этот раз почему-то дольше болело, чем в 2012-м. Тогда, наверное, не было времени об этом думать. В обоих случаях одно ребро было сломано, а на другом — трещина.

— Еще до завершения карьеры вы признавались, что от мыслей о будущем раскалывается голова. Трудно далось решение? Много думали, переживали?

— Да я до сих пор переживаю. Не знаю, как все сложится дальше. Хоть и примерно понимаю, что предстоит делать. Но как это будет? Столько лет оттренировалась. Видела план и выполняла. А здесь уже нужно принимать решения. Это новое. Когда моложе, об этом не задумываешься. А когда становишься старше, все время какие-то нехорошие мысли в голову лезут.

— Вы говорили, что собираетесь участвовать в ветеранских чемпионатах...

— Ха, может быть. Буду гоняться здесь на соревнованиях — в Кубке и чемпионате Беларуси. А на международных — не знаю. У нас это не поддерживается. Нужно выезжать за свой счет. Наверное, будет трудно. Да и с работы кто меня отпустит?

— И как вам жизнь без тренировок и соревнований?

— Немного тренируюсь сама. Велосипед, гимнастика, упражнения со своим весом... Хотя это не сравнить с тем, что было раньше. Так, чтобы резко не заканчивать... Думала, будет тяжелее. Но здесь я была одна, никого не видела. А в Беларуси на гребном канале, конечно, захочу сесть в лодку. Хотя пока сильного желания нет.

***

— Едва ли не в каждом своем интервью в последние годы вы говорили, что не хотите работать тренером. Почему в итоге согласились?

— Я не хотела ходить на тренировки каждый день, набирать детей или готовить спортсменов постарше, отвечать за каждого. Сейчас ситуация другая. Как понимаю, буду сидеть в кабинете, иногда выезжать на сборы. Работа с резервом. Что-то типа роли консультанта. Сама еще точно не знаю, как все будет.

— Слышал, что раньше вам предлагали работу в международных спортивных структурах. О каких должностях шла речь?

— В международные структуры не звали. В начале двухтысячных предлагали тренировать любителей в Швейцарии. Еще приглашали во Францию. Но я тогда была на пике. Хотела грести.

— Плохо, что не получили образования, помимо спортивного?

— Конечно, плохо. Думала только о результатах, о работе. Сожалею, и что немецкий хорошо не выучила, и что другое образование не получила. Жила в Германии, чтобы меня никто не трогал, чтобы можно было спокойно тренироваться и готовиться к соревнованиям. Город у нас небольшой — Дормаген. После Олимпиады в Сиднее узнавали на улице, интересовались. Сейчас уже как-то меньше. На теперешний ум, конечно, не мешало бы какое-то другое образование. Но когда молодой, живешь нынешним днем.

— Чем занимались четыре последних месяца? Может, увлеклись чем-то новым?

— Нет. Просто больше была с семьей — с мужем и дочкой. С Александрой поездили по экскурсиям. Немножко посмотрела город. А то, говорю, жила так: гребной канал — квартира. В Кельне — здесь рядышком — заглянули в зоопарк и ботанический сад. Мне нравятся цветы, но, прожив в Германии около двадцати лет, раньше там не бывала. Дочь увлекается фотографией. Садились в машину в выходные, ездили по городам, снимали. Ну и размышляла, что будет дальше.

— Страшно вступать в новую жизнь?

— Сейчас чуть-чуть легче, чем сразу, но все равно страшно. Более чем полжизни отдала гонкам, а здесь — новое занятие... В молодости делаешь то, что надо и хочешь. А тут по сто раз одно и то же обдумываешь. Естественно, очень тяжело.

— Возможно, стоило завершить карьеру раньше?

— На сегодняшний ум — стоило. Было бы легче начинать другую жизнь. А так трудно. Тогда же как мыслили: могу тренироваться, результат есть — продолжаем.

— Многим белорусским спортсменам хватает пяти-десяти лет, чтобы ассимилироваться в другой стране. Вы же не стали "немкой", даже прожив в Германии около двадцати...

— Я себя никогда не считала немкой. В Германии просто работала. Даже города хорошо не знаю. Семья и работа — все. Если только на сборах муж вытащит на какую-нибудь экскурсию. Когда поженились, решили жить, растить ребенка в Германии. Мне предлагали выступать за эту страну. Но, повторюсь, никогда себя немкой не ощущала. Мне больше Беларусь нравится.

— Как вышло, что так и не выучили хорошо немецкий?

— Отдавала все время гребле. Утром позанимаешься, потом восстанавливаешься, чтобы пойти на вторую тренировку отдохнувшей и выполнять нагрузки. А учиться пришлось бы между тренировками. Получается, меньше времени на восстановление. Если бы не было семьи, может, имела бы больше времени. Хотелось побыть с ребенком. Еще раз говорю: все для спорта и семьи. Для себя мало что получалось сделать. Но тренером у меня был немец. Так, может, и этого не знала бы. Других вроде бы понимаю, но когда сама начинаю разговаривать, набор слов выходит.

— Когда-нибудь были близки к тому, чтобы оформить второе, немецкое, гражданство?

— Как и говорила, меня приглашали выступать за Германию. Но потом предложили жить там и гоняться за Беларусь. И такого желания не возникало. У меня вид на жительство. Когда в очередной раз приходила в паспортный отдел, постоянно предлагали взять немецкий паспорт. Всегда отказывалась. Двойное гражданство? Иметь и белорусский, и немецкий паспорта нельзя.

***

— Тяжело оставлять мужа и дочь в Германии, а самой переезжать в Беларусь?

— Еще бы! Спасает только, что можно свободно общаться в интернете. А так не знаю, как было бы. Ребенок уже взрослый. Будет ко мне в отпуске приезжать. Я — к ним. Дочь и не хотела перебираться. Все время говорила, что остается в Германии. Муж-то собирался. Но приходится вот одной ехать.

— Как Вилфрид отнесся к вашему решению перебраться в Беларусь?

— Вначале — нормально. А с приближением отъезда это ему стало все больше не нравиться. Говорит, надо было здесь оставаться. У него много болезней. Не очень хочет менять обстановку. Привык к здешним врачам, их отношению. Скажем так, не верит белорусским докторам.

— Вам было бы трудно найти работу в Германии?

— Это да.

— Ваша дочь — медиадизайнер, работает с футбольным "Байером". Как завязалось это интересное сотрудничество?

— Она искала работу. Вернее, пока совмещает работу и учебу. Вышла на одного знакомого фотографа. Тот, в свою очередь, знал начальника фирмы, в которой она оказалась. Он искал человека, который был бы связан со спортом. Александра ведь занималась и волейболом, и гандболом, и греблей. К тому же он знал, кто я. Пару недель дочка у него поработала, и он сказал, что берет ее.

— Александра помогает изготавливать журналы, буклеты. Знакома с игроками "Байера"?

— Каждого футболиста знает, но лично еще не знакома. Во время матча фотографы, работающие на нем, присылают фотографии, и она их сортирует. Это фирма, которая помогает клубу из Леверкузена, рекламирует его. Но она работает не в самом клубе. Вообще ей очень нравится.

— Футболом увлекалась и раньше?

— Не увлекалась. И он ей не нравился. Ха, и до сих пор не очень.

— Пару лет назад в Бресте вы сели с дочкой в одну лодку. Что почувствовали?

— Конечно, мне было приятно, ощущала гордость. Но хотелось не просто сесть и попробовать. Раньше говорила, что поедем с дочерью на Олимпийские игры в двойке. Было бы здорово больше потренироваться, отправиться на соревнования. Но я рада и тому, что удалось просто сесть и запечатлеть этот момент. Естественно, ей еще надо подучиться. Думаю, что-то вышло бы. Местами у нас получалось. К тому времени дочь долго не занималась.

— Вы рассказывали, как общаетесь с дочкой — она вам пишет на немецком, вы переводите и отвечаете на русском. Трудно так коммуницировать?

— Я редко пользуюсь переводчиком. В большинстве своем сама понимаю. Это у меня получается лучше, чем говорить. Но иногда перевожу. Так мы и сейчас общаемся в мессенджерах. А просто по телефону говорим на русском. Проблем нет. Когда она только родилась, даже муж с ней почему-то на русском общался. Потом уже опомнились, что ей здесь учиться на немецком. Писать и читать по-русски она не умеет. Немножко только может прочесть. В этом плане, конечно, жаль. Бабушка волновалась, что не сможет с внучкой общаться. Но Александра разговаривает по-русски.

***

— Насколько гребля прибыльный вид? Много ли удалось скопить за годы карьеры?

— Совсем не прибыльный. Коммерческих соревнований нет.

— Но что-то удалось собрать?

— Конечно, за результат на Олимпийских играх, чемпионатах мира давали деньги, и неплохие.

— Могли бы какое-то время пожить на заработанное, как делают многие спортсмены?

— В принципе в последние месяцы так и делала. То, что получала сейчас, — совсем мало. В Германии на мою зарплату не проживешь. Могу ли жить на сбережения долго? Долго — нет, не получится.

— Правда, что на этапах Кубка мира в последние годы призовых не было совсем?

— Международная федерация за Кубки не платит. Последний раз делала это, когда я только начинала выигрывать. По-моему, в 1991 году. Потом за успехи там стало выделять деньги наше Министерство спорта.

— Ваш муж — бывший бизнесмен. Не думали самой пойти в бизнес?

— О нет... Фирма Empaher, которая делает лодки, предлагала помогать с их продажей в Беларуси, России, Украине... Ее держат два брата, и один из них — наш хороший друг. Я отказалась. Во-первых, это не мое. Во-вторых, надо время, чтобы этим заниматься. А я была вся в тренировках.

— На домик или квартиру в Германии удалось заработать?

— Нет. Мы живем в съемной квартире. Здесь очень дорого. В принципе можно было попытаться... Но немцы предпочитают съемные квартиры. Заключают при этом долгие контракты.

— Доводилось когда-нибудь покупать лодки за свои деньги?

— Нет. Когда развалился Советский Союз, “Empaher” стал давать мне лодки. На последней Олимпиаде выступала в лодке, которую покупала у фирмы Беларусь. Это была новая модель, сделанная под меня. Когда случались какие-то проблемы с лодками, “Empaher” всегда помогал. До сих пор у меня лежит лодка именно от фирмы. Трудности были только вначале.

Вы же, наверное, слышали историю, когда главный тренер нашей сборной не давал мне лодку. Но министр Рыженков сказал, что купит ее. Это было в 1995-м. Тогда вообще лодок мало было. Плюс конфликт главного тренера с моим. Анатолий Иванович Квятковский меня даже в Россию отдавал, пару сборов там отзанималась. Ну, потому что меня гнобили, не было ни условий, ничего.

— Сейчас, уже по окончании карьеры, скажите честно: вы смогли бы выступать за команду другой страны? Или все это были способы улучшить вашу ситуацию в сборной Беларуси?

— О Германии я уже рассказывала. Когда мне предложили жить там и продолжать выступать за нашу сборную, я была очень довольна. От того, что обещали немцы, отказалась. В России же все было, так скажем, неосознанно. Не думаю, что выступала бы за какую-то страну с такими желанием и азартом, как за свою.

— Кроме Германии и России, другие сборные звали к себе?

— А я выступала за Францию. Там проходил чемпионат страны среди четверок. И в экипаже могло быть двадцать пять процентов иностранцев. Естественно, я гонялась не за страну — за конкретный клуб. Это было пару раз. Ездила ради интереса. Оплатили дорогу, жилье, наверное, были и небольшие призовые... К сожалению, в нашем виде спорта не разживешься.

— Сколько стоит одна лодка?

— Лодки очень дорогие. Если хотите, сейчас у мужа спрошу. Вилфрид, сколько одиночка стоит? Говорит, больше десяти тысяч евро. Это самая маленькая. Есть же еще двойки, четверки, восьмерки. Вот Вилфрид уточняет, что та лодка, которую под меня делали, стоит тридцать. Но что-то мне не верится.

***

— Правильно понимаю, что за тридцать лет карьеры вы не перенесли ни одной операции?

— Серьезной не было. Так, гланды вырезали, переносицу ровняли. Со спиной сколько раз лежала в больнице. Видимо, природой было дано. Перед Рио проверяли сердце. Врачи говорили, что не у всех молодых такое. Наверное, от родителей подобное здоровье. Хотя тридцать лет так просто не прошли, конечно.

— Не боитесь, что спортивное долголетие в будущем может плохо отразиться на здоровье?

— Боюсь. Потому что оно уже начинает давать о себе знать. Да, серьезных операций не было. Но травмы все равно случались, и они напоминают о себе. Особенно когда меньше занимаешься. Начинают вылезать понемногу. С руками есть проблемы. И со спиной.

— В 1996-м на Люцернской регате вы пригребли на свою воду всего за несколько минут до старта. Как вышло, что заблудились на канале?

— Там вот что было. Перед гонкой Анатолий Иванович сказал, что Вилфрид хочет на мне жениться. Вроде бы вышла на разминку вовремя. Но чуть не опоздала на старт. На нем надо появиться за три минуты до начала. Я пришла — и сразу стали объявлять участников. Ха, не знаю, чего тренер ляпнул мне это перед гонкой. Наверное, и сам не понимает. Услышать такое девушке всегда волнительно.

— Вы тогда выиграли?

— Ну да. На старт гребла быстрее, чем во время гонки. Тренер, как родитель, должен отвечать за своего спортсмена. Вот Вилфрид и решил, что надо сразу у него разрешения спросить.

— В Сиднее вы выступали с температурой, в Лондоне — со сломанным ребром. Были другие случаи, когда гонялись с проблемами со здоровьем?

— У нас очень часто “летят” спины. С болячками нередко выходила на старт. Бывало, на Кубке мира из-за спины не могла полностью гребок сделать. Только ногами и руками работала. В принципе на результатах это сказывалось, хотя и выигрывала.

Еще как-то давно по дороге на одну из гонок случилось пищевое отравление. Это было еще по “юниорам”. Перед поездкой тетя сказала: клубника созрела, попробуй. Поела так, что очень плохо стало, рвало...

— Речь о гонке, перед которой тренеру Квятковскому предлагали для вас допинг?

— Нет-нет. Та гонка была на девичьем чемпионате Союза. Отбор на чемпионат мира. 1990 год. До меня выигрывала девушка с Украины. Кому-то — точно не помню — не нравился тренер этой спортсменки. Он хотел, чтобы выиграла я. И предложил Анатолию Ивановичу. Тот сказал мне: я против, но смотри сама, это твое дело. Я, конечно, отказалась. Ведь и так выиграла.

В итоге поехала на чемпионат мира в одиночке, а та девочка — в двойке. И мы обе победили. Впоследствии ко мне очень часто приезжали с допинг-контролем. На каждом этапе Кубка мира проверяли. Но когда начала тренироваться у Норберта, перестала пить даже поддерживающие. В это никто не верит, но я и не стараюсь доказывать.

— Самая плохая погода, в какую доводилось гоняться?

— Ой, это год перед Олимпиадой в Рио. Чемпионат Европы — такой ветер, такая волна, что ужас. Кубок мира в Польше... На самой Олимпиаде тоже ветра. Чуть ли не на каждом соревновании тогда была волна. Ну и, конечно, в Лондоне поднялся сильный боковой ветер. Если бы его не было, может... Но что сейчас говорить?

По окончании сезона, уже даже после отпуска, ездила на длительные гонки. Многие клубы их проводят. И как-то был заезд на шесть километров в Голландии на канале. Там ходили корабли. И организаторы договорились устроить гонку рано утром, когда этих кораблей не было. Мы заранее заходили в тот канальчик и ждали — час и даже больше. Уже и снег шел. Тренер кофе отпаивал, чтобы согрелась. Градуса два мороза. А так на тренировках, когда только начинала, на веслах порой сосульки висели. Но холод не люблю. Руки дубеют, не могу грести. Такой вид спорта — то ветер, то дождь, то солнце.

***

— Бывало, что соревноваться приходилось в совсем уж грязной воде?

— Да. Взять тот же Рио. Осенью, как говорила, гонялись по реке. А она мелкая. Киль цеплялся за траву.

— За что в гребле может зацепиться весло?

— Помню, в Пинске еще в начале карьеры за труп зацепилась. О-о-ой… Я оттуда быстрее! Кошмар. Потом сообщили спасателям, которые как раз находились возле базы. Со мной такое было один раз. Но, когда снег сходит, в Пинске часто утопленники попадаются. Наверное, каждую весну. Или животные. Один раз свинья плавала. Ой, как вспомню... Рыба встречается — и не только в Беларуси.

— За карьеру вы побывали в огромном количестве стран. В дорожные приключения попадали?

— До Олимпиады в 2016-м ездили по Европе на своей машине. Бывало, она ломалась. Иногда стояли полсуток. От этой машины были ключи и у тренера, и у доктора. И как-то остановились на заправке. Возвращаемся — дверь не открывается. Заблокировалась. Ходим возле нее и ничего не можем поделать. Звонили, спрашивали. Открывали одним ключом. А потом кто-то подсказал попробовать другим. Получилось. Но простояли долго.

Еще помню, как на нас автомат наставляли. Тоже где-то в Европе. Полиция ловила на дороге какого-то бандита. И нас остановили заблокировать машину, которая ехала сзади. Автомат наставили, чтобы мы притормозили.

— В истории нашей гребли есть несчастный случай, о котором вы упоминали: на соревнованиях в Таджикистане ваша восьмерка перевернулась и одна девушка утонула. Но недавно узнал, что вы тогда спасли другую подругу по команде, которая не умела плавать...

— Было такое. Горная река, очень сильное течение, холод, кажется, зима. Шли восьмеркой. А под мостом течение еще сильнее. Руль не помог, и нас занесло на сваю. Лодка тоненькая — конечно, разбилась. Четыре человека удержались за сваю. А пятерых — четыре девчонки и тренер на руле — понесло. Река широкая. Когда плывешь, даже не чувствуешь, что подходишь к берегу.

Течением ко мне прибило девушку, которая плохо плавала. Она держалась за осколок лодки. И говорила: "Катя, не бросай меня, я не умею плавать". Я тоже взялась одной рукой за тот осколок. Другой подгребала к берегу. А течением нас далеко отнесло. Двумя руками гребешь и не ощущаешь, что подплываешь, а здесь одной. В общем, мы долго барахтались. Выходит, спасла. Добрались до берега. Такой случай, да... Это было, наверное, на второй год, как я начала заниматься.

— Долго переживали?

— Конечно. Очень. Девочка, которая утонула, была моей подругой. Мы сидели за одной партой. Она очень хорошо плавала, лучше всех из нас. Но у нее случилась паника, и она утонула...

— Были мысли бросить греблю после этого?

— Нет. Был период, когда хотела. Правда, позже.

— Вашей жизни еще когда-нибудь угрожала опасность?

— Ну да. Еще во времена Советского Союза мы ездили в Азербайджан на сборы. Готовились на олимпийской базе зимой, весной. А там ведь часто были напряженные ситуации, войны. Когда выступала за юниорскую сборную, нас специально вывозили оттуда самолетом. Не знали, как отправить детей домой. Нам нельзя было выходить за территорию.

Были в Мингечауре и со взрослой сборной. Местные ходили не то что с ножом — с "лимонками", автоматами. Помню, мы настраивали, "накручивали" лодку. Подошел мальчик. Показал “лимонку” и что-то на своем проговорил.

Еще случай. Тренировались как-то на реке. Чтобы попасть на канал, нужно было пройти через узенький пролив. И вот все уже ушли. Я последняя. На берегу сидел один местный. Что-то крикнул. Я на него посмотрела — а он на меня автомат наставил.

— Запугивал?

— Скорее всего. Мне кажется, он даже стрелял, очередь сделал. Не в меня, а просто по воде, которую я уже миновала. Типа показал, что у него автомат есть.

— Почему команду отправляли в Азербайджан, зная о таких ужасных условиях?

— Там база подготовки. На воду можно было выходить зимой. Не знаю, почему. Там ведь не все время так. Бывает и затишье. Некуда было больше ехать.

— В июне случилось еще одно печальное событие — умерла ваша мама. Это самый сложный год в вашей жизни?

— Наверное, да. Началось все с июня — и пошло как-то наперекосяк...

— Жаль, что в последние годы не получалось часто выбираться в родное Осечено?

— Да. Недавно у меня был перерыв. Команда отправилась на чемпионат мира, а я осталась в Минске. Поехала в деревню. Там у меня брат. А мамы уже не было. Конечно, очень жаль. Появилась возможность побыть подольше, но было уже поздно.

***

— Сколько раз вы встречались с Александром Лукашенко?

— Очень много. Не считала. Начиная с 1994-го, наверное, каждый год и встречалась. На Олимпиады всегда провожал. После них устраивал награждения. Потом — новогодние карнавалы. Часто.

— О чем вы говорили?

— О спорте, еде... Помню, как первый раз сидела с ним за столом. Параллельно выступали артисты. Слушаю, аплодирую... А он говорит: "Катя, ты ешь, ешь, а то худенькая..." Не обращай, мол, внимания на них. Как простой человек, а не президент. Все шутил, что я вышла замуж за немца.

— Спортивные советы давал?

— Чтобы советы — нет. Ха, помню, обещал кое-что, но так и не исполнил. Мы открывали канал в Бресте. Говорил: мол, ты будешь в лодке, а я на роликах вдоль берега. И кто быстрее. Там есть специальная дорожка. А советы... Я в то время все выигрывала.

— В один из трудных периодов вы обронили в интервью такую фразу: "Что, мне опять к президенту обращаться?" Получается, доводилось это делать?

— Обращалась, когда имелись проблемы с валютой, а мне надо было лодку покупать. Это точно помню. Не было валюты, и он дал разрешение, чтобы мне приобрели лодку. Мы оказались на канале в Заславле на каком-то мероприятии. Я показывала канал и рассказывала про него. И попросила разрешения. А так, чтобы писать, просить о личной встрече — такого не было.

— Не так давно президент сказал: "Катюша Карстен ушла, хоть ты Мошенского в лодку сажай". Что происходит с нашей греблей? Почему так упали результаты?

— Ох, даже не знаю, почему так... Вроде бы столько детей занимается. То, что Бичик, Гелах и я закончили и результатов нет, — это факт. А почему? Много раз задумывалась над этим. И часто меня журналисты спрашивают. Может, разберусь, когда поработаю тренером. А так трудно оценивать, ведь жила в Германии, не знала, что на родине творится.

— Может, проблема в том, что долгое время тренеры конфликтовали между собой?

— Я ведь рассказывала про ситуацию с Анатолием Ивановичем и главным тренером. Конфликты все время есть. И будут, наверное. Столкнулась с этим, еще когда только начинала грести. Бесспорно, это мешает результату. Тренеры хотят всунуть своего спортсмена или, наоборот, не дать это сделать другим... Имею в виду экипажи. Но и мелких лодок тоже ведь нет. Но вот парень в этом году показал результат по “молодежи”. Раньше была сильная женская команда, однако сейчас среди девочек нет тех, кто выделяется.

— Не надоела вам гребля за все это время?

— Нет. Анатолий Иванович, когда еще у него тренировалась, все время хотел посадить меня в экипаж. Мол, все одна, устаешь морально. Но я никогда не уставала от одиночки. Мне она очень нравилась и до сих пор нравится. Единственное, в этом году в Бресте ветер был. А после 2016 года очень боюсь волны. Даже не знаю почему. Ну, вывернешься и вывернешься. Но какой-то страх был. А так никогда не уставала.

— Слышал, что по завершении карьеры вы раздарили большую часть накопленной амуниции белорусским детям.

— Ну да. А что с ней делать? Что смогла, перевезла. За столько лет накопилось. У меня ведь был спонсор, который производит одежду для нашего вида спорта. Проблем с формой не имела. Лучшее отдала. Что хуже, выбросила. Но кое-что оставила. Кажется: ну зачем уже эта экипировка? Но все равно: а вдруг, а вдруг... Может, понадобится, может, еще сама начну тренироваться.

— Тренироваться?

— Ха, для себя. Ну или для того, чтобы когда-нибудь “по ветеранам” выехать. Хотя не знаю, когда смогу тренироваться, если надо будет каждый день ходить на работу.

Прессбол