Свою первую медаль «За оборону Ленинграда» он получил, когда ему было тринадцать. А через восемь лет стал первым олимпийским чемпионом СССР

Не очень современное и не очень комфортабельное с виду двухэтажное здание на юге Санкт-Петербурга. Скажи кому-нибудь из снующих мимо прохожих, что именно здесь, в этом доме, да еще в полуподвальном помещении трудится самый первый из всех отечественных спортсменов-мужчин олимпийский чемпион – скорее всего, не поверят. А если упомянуть, что этому легендарному Чемпиону уже за 85, но работает он по многу часов день, и труд этот физически очень тяжел (художник по металлу!)? А если еще добавить, что на работу (станция «Московская») он добирается из дому (станция «Приморская») на метро через весь город?!

На диване, где сидели Меркурьев и Аникушин

Сильно подозреваю, что в других странах – если не во всех, то во многих наверняка – со знаменитостей такого калибра буквально пылинки сдувают, холят-лелеют и не знают куда усадить на всяческих торжественных мероприятиях. И уж ездят эти знаменитости точно не на автомобилях с 20-летним стажем пробега (старенький тюкаловский «жигуленок» грустно доживает свой век под окнами квартиры хозяина). Зато сам хозяин и «жигулей» с Васильевского острова, и мастерской на проспекте Юрия Гагарина бодр и крепок. Рукопожатие у него «фирменное», спортивное – гребец! Этих людей, выдержавших все ужасы страшной ленинградской блокады, не сломать ничем и никогда.
Мастерская Юрия Сергеевича, уж извините за банальный штамп, буквально дышит историей. Один старенький диван в углу комнаты наверху (лесенка-подход к ней и антураж самой комнаты напоминают корабельную рулевую рубку) чего стоит! Тюкалов улыбается: «Аникушин, он сухощавый был по комплекции, вот в том уголочке дивана любил посидеть. Приговаривал: «Уютно тут у тебя, тихо, спокойно, никто не звонит, не «выбивает» у меня квартир, премий, званий…» А Василий Василич Меркурьев – огромный, он сразу на этот диван ложился, отдыхалось ему на нем хорошо…»
Великий скульптор Аникушин. Великий артист Меркурьев. На такой диван можно лишь почтительно смотреть издали. И беседуем мы с великим спортсменом Тюкаловым, сидя за столом. Впрочем, «беседуем» – не то слово. Юрий Сергеевич рассказывает, да так, что остается лишь слушать и поражаться. Память у Тюкалова бодра и крепка так же, как и его рукопожатие. Но вначале – да простит меня сам Чемпион – я напомню читателям про ту самую знаменитую и легендарную гонку в его жизни…

Домой добирались пешком…

Летняя Олимпиада 1952 года для сборной Советского Союза была первая – и особенная во всех смыслах слова. Ведь буквально за считанные месяцы до нее Олимпийский комитет нашей страны был наконец-то официально признан на международном уровне. Окончательное подтверждение участия сборной СССР в Играх в финской столице Хельсинки последовало лишь в декабре 51-го. При этом советское руководство выдвинуло особое условие: нашу сборную следовало поселить отдельно от спортсменов из капиталистических стран (печально знаменитая Холодная война была тогда в самом разгаре) – и организаторам пришлось спешно сооружать вторую, дополнительную олимпийскую деревню! Нетрудно понять, под каким чудовищным давлением пришлось выступать нашей команде. От сборной СССР на ее родине в принципиальном споре в главными фаворитами Игр – сборной США – ждали только общекомандной победы, и никаких скидок на статус дебютанта и полное отсутствие опыта участия в столь престижных турнирах никто делать не собирался.
Олимпийские новички, не дрогнув в тяжелейшей ситуации, сотворили невозможное. На счету сборной СССР оказалась 71 медаль при 149 разыгранных комплектах наград! Представим себе, что с таким же медальным урожаем – 22 золотых, 30 серебряных и 19 бронзовых – наши атлеты вернутся из олимпийского Рио-де-Жанейро летом этого года. Какой феерический успех, настоящий поток из званий и подарков будет ждать их по возвращении! А вот тогда, в августе 1952 года, настоящий герой Игр в Хельсинки гимнаст Виктор Чукарин (четыре золотые медали!), самые первые советские олимпийские чемпионы Нина Ромашкова-Пономарева (легкая атлетика) и Юрий Тюкалов (академическая гребля) и все их товарищи по сборной вернулись домой тихо и буднично. Ленинградская часть советской делегации – без какой бы то ни было торжественной встречи – скромно высадилась из олимпийского поезда на станции Кушелевка. И Тюкалов, и олимпийская чемпионка Галина Зыбина, и другие спортсмены отправились по домам со станции пешком! А дело было в том, что главный идеологический враг Страны Советов – американцы – все же смогли добыть на 5 медалей больше, заняв в общекомандном зачете первое место.

«Откуда этот тощий русский?»

… А 23 июля 1952 года, на четвертый игровой день той самой Олимпиады в Хельсинки, молодой ленинградский гребец Юрий Тюкалов (за девятнадцать дней до этого ему исполнилось всего 22 года) не испытывал какого-то запредельного волнения, хотя ему предстоял первый в его жизни олимпийский финал! Главную свою «политическую задачу» он к тому моменту уже выполнил: в полуфинальном заезде лодок – «одиночек» на дистанции 2000 метров студент Ленинградского Высшего художественно-промышленного училища имени Мухиной обошел настоящего гребного аса Джека Келли – и не пустил именитого американца в финал!
Да, условия отбора в тех гонках на водной глади залива Мейлахти были жесточайшими. И в финал пробились всего пятеро спортсменов, среди которых явно выделялась почти 100-килограммовая фигура Мервина Вуда. Но не только своими могучими рельефами отличался среди прочих гребцов этот австралиец. Просто Вуд уже был и чемпионом мира, и победителем предыдущей Олимпиады на этой же дистанции. Впрочем, англичанин Фукс и поляк Коцерка вовсе не собирались безропотно отдавать фавориту главную олимпийскую медаль. На дебютанта Тюкалова, весившего к тому же всего 69 (!) кило, никто особого внимания не обращал. Поглядывали снисходительно: «Откуда этот тощий русский?» А он взял и … выиграл! Как?! Никто не расскажет об этом феерическом заезде лучше самого Юрия Сергеевича. Двукратного олимпийского чемпиона, заслуженного мастера спорта, ныне – знаменитого скульптора, художника по металлу и почетного гражданина Санкт-Петербурга.

На дистанции трусы не подвели. А вот потом…

– Особую «установку» перед отъездом сборной команды в Финляндию я получил неоднократно: «обязательно обыграть американца» – вспоминает Тюкалов. -Американцем этим был Джек Келли. Отличный парень, сын двукратного олимпийского чемпиона по гребле и сам превосходный гребец. Мы с ним в Финляндии очень подружились – и на долгие годы. Но дружба дружбой, а обыграть Келли в полуфинале все же пришлось. Удачно в тот день все сложилось, а вот в день финала погодные условия оказались совсем «не мои». Был сильный встречный ветер, для легкого гребца это худо… Потом уже финская пресса нарекла меня «русским медведем» – но где вы видели «медведя» весом всего в 69 кило?
Прямо со старта применил свою излюбленную тактику – «Уходи, пока можешь». А мог я действительно многое, сказались просто громадные освоенные объемы тренировочной работы – и на канале в грузинском Поти, и на Москва-реке… От англичанина и поляка на дистанции сумел оторваться, но Вуд шел за мной практически по пятам. На отметке 1500 метров нас разделяло менее корпуса лодки. И так мне в тот момент вдруг жалко самого себя стало: неужели, думаю, все-таки проиграю австралийцу?! Последние силы вложил в финишный рывок – и, несмотря на то, что встречные волны прилично заливали мою «Ласточку», все-таки опередил Вуда. Счастью моему не было предела! Но дальше торжественная часть оказалась немного смазана. Переживавшие именно за меня итальянские болельщики на радостях высоко подняли меня на руки и понесли. И – теперь уж можно об этом рассказать – из стареньких моих сатиновых трусов все «хозяйство» и повылезало (смеется). На комитетчике, сопровождавшем нашу делегацию, в тот момент просто лица не было. Он же видел накануне гонки, как я штопал нитками эту свою спортивную амуницию! Потом уже, когда радостные итальянцы меня отпустили, наш «сопровождающий» улучил минутку, подошел ко мне и шепнул: «Твое счастье, что победителей не судят».
– Зачем же вы латали старые трусы? Это была «фартовая» для вас победная спортивная форма?
– Не только и не столько. В «обычных сатиновых» комфортно было грести. Сел в лодку, побрызгал водой на трусы – и они намертво прилипали к сидению. То, что нужно. А на Олимпиаду нам выдали … шерстяные велотрусы, представляете – да еще и со вставкой из замши на заднице! Ерзаешь в них по сидению, скользко, неудобно… Комитетчик-то, когда увидел перед гонкой, что я вооружился иголкой с нитками, не преминул подойти. А я ему: «Это я специально, чтобы отвлечься перед важным стартом». «А-а…» И потом тоже схитрил: надел перед финалом выданный комплект, а потом отъехал подальше, снял его, скомкал и бросил на дно лодки. Что мне и помогло – костюм впитал в себя всю воду со дна заливаемой волнами лодки, и грести было комфортнее.
– Вы сказали, что перед Олимпиадой освоили громадный объем тренировочной работы. Где и когда осваивали?
– Вот сейчас чуть ли не ежедневно говорят об этом пресловутом допинге… В моей спортивной карьере был только один вид «допинга» – лимоны, смешанные с сахарным песком. Мое собственное изобретение, причем вынужденное. К первой для СССР Олимпиаде нас, гребцов, отправили готовиться – с января по май – в Поти. Его еще называли «Поти на болоте», малярийные места, комары… Почему именно туда? Там для осушения Колхидской низменности прорыли специальные каналы прямоугольной формы. Тренироваться там было комфортно, а вот жить… Кормили нас практически одним рисом, который забирали для спортсменов у детских садов! Представляете, как относилось к нам местное население? Мяса не было вообще. Разве что буйволятина – жесткая, как камень. Из нее, и то после многочасовой готовки, можно было сварганить только одно блюдо – макароны по-флотски. На рынке что-то купить из еды в то время было невозможно, в изобилии были только лимоны. Что делать? Брал полстакана сахарного песку и выжимал туда сок и мякоть лимона. Получалась такая кисло-сладкая каша, которую в себя приходилось буквально заталкивать. Вот на таком «горючем» и доплыл до Олимпиады, да еще и золото там выиграл. А заключительные два месяца мы готовились к Играм уже в Москве, там, понятное дело, кормили получше. Но была другая проблема – где тренироваться? Единственным вариантом была Москва-река, по которой уже в 7 утра вовсю сновали баржи и пароходы, поднимавшие волну. Поэтому вставали в 5 часов, а тренировку начинали в 6. И смотреть их неизменно приезжал тогдашний председатель всесоюзного Спорткомитета Романов. Вы можете себе представить, что сейчас министр спорта Мутко в шесть утра приедет смотреть тренировку гребцов?!

Федотов был молчаливым. Это Демин – трепач и балагур

– Кстати, о Москве. Наверняка ведь звали первого советского олимпийского чемпиона перебрать в белокаменную и защищать именно спортивную честь Москвы?
– Ха! Неоднократно звали. «А не засиделся ли ты там на своей Неве?» – вот так прямо и говорили. А я столь же прямо и отвечал: «Я живу в европейском городе – и в деревню переезжать не хочу!» Ближе к концу карьеры мне эту «деревню» ох как припомнили. Это были трудные для меня дни, папа ушел из жизни – и всего через полторы недели «гонка-прикидка» в Москве перед Олимпиадой, которая могла стать для меня четвертой. Но не стала. Прикидку я проиграл – и меня сразу же турнули не только из сборной, но и вообще из спорта. Дали 80 рублей пенсии – и живи как хочешь! При этом работать-то я не мог, поскольку получал «спортивное вознаграждение»! Несколько месяцев были совсем трудными. Потом друзья помогли: пригласили меня в Гостиный двор работать художником по рекламе. Вначале делал эскизы, потом был назначен главным художником в Гостином… Когда в Ленинграде образовался Художественный фонд, появилась возможность предложить уже что-то свое. Сделал «Панораму Гангутского сражения» – из фольги, обработанной давлением, под чеканку, так худсовет не знал как оценить эту мою работу, ничего подобного ведь не было!
– Да уж, припомнили вам москвичи давнее высказывание по полной программе. Неужели совсем не дружили с москвичами, Юрий Сергеевич?
– Ну почему же? Несколько раз довелось жить и тренироваться в доме отдыха ЦДКА (а потом ЦДСА и ЦСКА) на Ленинских горах. Какие там были легенды! Выдающийся волейболист Костя Рева. А Чесноков – будущий тренер сборной – был тогда еще настоящим сопляком, мячи подавал! Велосипедисты – Немытов, Вершинин, готовившиеся к Велогонке Мира. И. конечно, футболисты – куда же без них? Все звезды армейского клуба. Вначале у меня с ними конфликт произошел. Мы, гребцы, жили не в самых лучших комнатах, а двери выходили практически в бильярдный зал. Нам-то вставать на тренировку в пять утра, а футболистам – не надо, они и гоняли шары допоздна. Играли с шиком, шары с силой вколачивали в лузы, где лежали денежные купюры! Шум ужасно мешал спать. Пришлось самому пошуметь (смеется) Зато потом подружились, и особенно с самим Григорием Федотовым, он тогда уже тренером стал. Уж не знаю от кого именно, но узнал Григорий Иванович, что олимпийский чемпион по гребле Тюкалов когда-то был футболистом. И стал Федотов ко мне по-отечески относиться. Постоянно брал меня на футбол, вез на своей «Победе». Однажды, правда, пожалел, что взял с собою. ЦДСА в тот день на стадионе «Динамо» получил от «Зенита» по полной программе – 0:4! У Федотова в машине по лицу желваки ходили, а я, ленинградец, та-а-кой довольный ехал! Но ничего мне Григорий Иваныч так и не сказал. Он вообще молчаливый был, как и Гринин, правый крайний того легендарного ЦДКА. Зато Демин, левый край, был настоящим трепачом и балагуром.
– Футболом вы занимались в юности. Могли вырасти в классного футболиста, а не в классного гребца?
– Возможно. Скажу вам больше: хотел стать именно футболистом. Несколько лет занимался на стадионе «Большевик» на Крестовском острове, играл за сборную ГОРОНО, совмещая все это с занятиями греблей. Так и бегал через дорогу с одной тренировки на другую. Но в 1947 году с футболом внезапно закончил. Играли со «Спартаком», был сильный дождь. И без того тяжеленный мяч со шнуровкой намок… Подавали угловой, и я – как крайний защитник – встал на ближнюю штангу. Хотел выбить мяч в поле, а вместо этого красиво загнал его в «девятку» собственных ворот. После матча не мог ребятам в глаза смотреть! Со стыда пропустил одну футбольную тренировку, вторую, третью… Так и выбрал для себя только греблю, в которой стал двукратным олимпийским чемпионом. А мой товарищ по той футбольной сборной ГОРОНО, Борис Березин, тоже защитник, впоследствии стал мировым рекордсменом по конькам! Видите, как интересно все бывает в спорте…

По Неве – наперегонки с кораблями

– Просто не могу представить современного питерского мальчишку, который, отпахав несколько часов каторжного труда в лодке на веслах, бежит затем еще и на футбольную тренировку.
– И я не могу. Зачем мальчишке напрягаться на тренировке, если куда легче и приятнее поиграть на компьютере? Сегодня у подростков – миллион развлечений. А у нас, кроме постоянного чувства голода после блокады, ничего и не было в жизни, кроме спорта. Кому из современных молодых городских гребцов хотя бы теоретически взбредет в голову мысль в одиночку пойти на веслах до Кронштадта?! А я, решив увеличить объем тренировочных нагрузок, рискнул. Хотя дистанция, как вы понимаете, оказалась немаленькая – 52 км. Преодолеть ее можно было разве что в октябре, в этот месяц в Финском заливе обычно стоит штиль. Ну, я и стартовал в октябре. Шесть часов безостановочной гребли. И уже видел издали гуляющих людей на кронштадтском берегу, когда вдруг прямо ко мне направился пограничный катер. Запрет-то я нарушил со своей лодкой! Пришлось удирать к берегу, к Дубкам. Там камни у берега, лодка-то моя мелко сидела, в отличие от катера – а он тоже деревянный! Пограничники мне орут: «Подойди сюда!» – а я им кукиш в ответ показываю и гребу дальше. Дошли так вместе до самого Ольгина, и только там катер повернул обратно…
– А верно, что вы и в Ленинграде на Неве с кораблями наперегонки гонялись на своей «Ласточке»?
– Верно. Только не наперегонки, а с форой. У меня даже любимые пароходы были – «Назия» и «Шальдиха», они перевозили отдыхающих через Неву из Летнего сада в ЦПКиО и обратно. Вот стартует кораблик от Летнего сада, а я, одновременно с ним, – от «Авроры». Получалось метров 600 форы в мою пользу. И до самого ЦПКиО я не должен был позволить пароходу себя догнать. Потом он высаживает публику на Крестовском острове и плывет обратно, а я опять вкалываю перед ним. Так вот разика четыре туда-обратно намолотишь на веслах – света белого не взвидишь! Единственным «допингом» для меня были восторженные женские крики с парохода: «Ой, какая лодочка! Ой, какой спортсмен!»
– Сейчас, когда даже призерам Олимпиад то и дело вручают квартиры, машины и ордена, особенно странно читать и слышать, что первых, исторических своих чемпионов государство наше после Игр в Хельсинки не поблагодарило вообще никак. Неужели даже денежной премии тогда, в 52-м, не дождались?
– Ничего не дали. Вообще. Правда, я по сравнению с остальными нашими спортсменами в привилегированном положении оказался. Как первому советскому олимпийскому чемпиону среди мужчин разрешили остаться в Хельсинки до самого конца Игр. Соответственно, и суточных из-за этого у меня оказалось чуть больше, чем у других ребят. А премию дали только после второго золота, на следующей Олимпиаде. Причем, из 15 тысяч «старыми» деньгами еще высчитали две тысячи налогов. Так что на небольшой автомобиль, который в народе тогда назывался «стиляга», не хватило – и пришлось добавлять призовые за два предыдущих выигранных чемпионата Европы. Зато позднее, в 1962 году на соревнованиях в Швейцарии, выдали хорошие призовые. Мог купить на них сразу два джинсовых костюма – шик и блеск по тем временам! А я на все деньги купил там крутую удочку – и пользуюсь ею по сей день!
– Рыбачите на даче?
– Да, в Маслово, там мой дорогой друг, Симон Симонович, держит для меня и обожаемой моей супруги Софии Георгиевны маленький домик. В нем одна комнатка в 14 метров, кухонька в шесть метров да крыльцо. Да много ли нам надо? Главное, что Нева рядом, где можно на бережку присесть с удочкой, это у меня с детства любимый отдых. Так и тут новые напасти одолевают: рядом с поселком чистое поле было, а теперь там таких дворцов понаставили – все кроты перебежали оттуда к нам, к берегу, и сожрали всех червей! Представляете, теперь червей в зоомагазине надо покупать, да еще заранее их заказывать! По Неве ржавые баржи туда-сюда беспрерывно ходят, а в выходные к ним еще и целые вереницы катеров добавляются, на Ладогу и обратно – вот и исчезла совсем рыба… Но выходные эти дни для меня существуют только летом. В остальное время года как раз наоборот – суббота и воскресенье для меня самые трудовые дни. Потому что народу в метро с утра поменьше. А то в «час пик» для меня прямо мучение на работу добираться! Я ведь инсульт перенес, одна половина тела после него совсем болевая стала, на все реагирует… Когда Софья меня после инсульта выхаживала, врачи у нее потихоньку спросили: «А инфаркт он в каком году перенес?» Я же и знать не знал ни о каком инфаркте!

Полтора клуба вместо былой роскоши

– Вы – двукратный олимпийский чемпион, заслуженный мастер спорта, заслуженный тренер страны, прекрасный художник, знаменитый скульптор. Неужели не возникает мысли о давно заслуженном отдыхе после трудов праведных?
– Отдых? Да нет, без работы же теперь совсем никак – у Софии пенсия 10 тысяч, как жене прожить на такие деньги без меня и моих работ. Хорошо, что есть у меня добрые товарищи, занимающие сейчас высокие посты. Покупают у меня бюсты Петра Первого, один такой бюст даже в новой резиденции президента страны на Валдае установили. А недавно мне рассказали, как другой бюст Петра моей работы главе Российского союза строителей вручили. А он в ответ воскликнул: «Работа Тюкалова? Так я же был у него в мастерской!» Точно, бывал здесь когда-то губернатор Яковлев… Помню, еще спросил у него: «Я ведь потомственный петербургский домовладелец. Так нельзя ли принадлежащий испокон веку семье Тюкаловых дом обратно отдать единственному наследнику в моем лице?» Яковлев тогда отшутился: «Так мне и Зимний, и Смольный тоже придется отдать наследникам». Прошло какое-то время, и я спросил уже вице-губернатора города Осеевского: «Яковлев сказал, что дом не отдаст, так можно хотя бы участок земли обратно получить?» «А где он находится?» «На Девятой Рождественской, ныне это Девятая Советская». «Да что вы, это же Смольнинский район, там такая дорогая земля!»
Хорошо, что дорогое для меня звание «Почетный гражданин Санкт-Петербурга» помогло мне попасть на прием к нынешнему губернатору города. Рассказал ему, что на грани расформирования и продажи находится чуть ли не последний гребной клуб в нашем городе – «Знамя», который также называется «Санкт-Петербургское гребное общество». С именем «Знамя» связаны многочисленные победные традиции клуба, а второе его название – дань истории нашего города. Георгий Сергеевич Полтавченко помог в этом вопросе очень сильно, а еще помогло спасти ситуацию письмо премьер-министру Медведеву, причем это письмо Дмитрию Анатольевичу прямо на заседании правительства передал наш гребец Саша Коновалов, занимающий ныне пост министра юстиции. Премьер-министр тут же решил вопрос, клуб остался жить, а Полтавченко выделил деньги на ремонт. Но «Знамя», в котором ныне занимаются только дети да ветераны, а также клуб «Стрела», восстановленный заново усилиями того же Коновалова – это все, что осталось от настоящего гребного роскошества, которым когда-то обладал Ленинград. Фактически полтора клуба в огромном городе. А вы представьте: 16 олимпийских чемпионов и около 60 чемпионов мира – это только наш клуб «Знамя»! Но ведь были еще и «Буревестник», и «Энергия», и «Пищевик» (он же «Зенит»), и «Судостроитель», и «Спартак», и «Водник», и «Строитель»… Один клуб просто разломали, второй сгорел, у третьего отобрали землю и так далее. Зато теперь, когда раз в четыре года вдруг вспоминают об олимпийских медалях, начинают превращать в россиян иностранных спортсменов…

Александр Кузьмин

Спорт уик-энд